– Итак, сержант Ривера, – заговорил прокурор, – вы вторглись в частное владение на основании компьютерных данных, которые могли оказаться просто списком почтовой рассылки?

– Я полагал, что присутствие в этом списке Эффрома Эллиота представляет для него прямую и явную угрозу, поэтому проник в его жилище.

Ривера вытащил револьвер правой рукой. В левой он сжимал полицейскую бляху.

– Мистер и миссис Эллиот, это сержант Ривера из окружного полицейского управления. Я вхожу в дом.

Он двинулся по комнатам, выкрикивая эти слова каждый раз, прежде чем распахнуть очередную дверь. Спальня была закрыта. В двери Ривера увидел отверстие от пули, и уровень адреналина в его крови скакнул вверх.

Вызвать подкрепление?

– Итак, вы вошли в дом только на этом основании? – поинтересовался окружной прокурор.

Ривера с разбегу вломился в спальню, упал на пол и перекатился. Не вставая, он осмотрел совершенно пустую комнату и почувствовал себя идиотом.

И что теперь? Позвонить в управление и доложить о пулевом отверстии он не может, поскольку не имел права входить в этот дом – особенно находясь в самоволке.

Не все сразу, сказал он себе.

Ривера вернулся к своему автомобилю без опознавательных знаков и сообщил в управление, что находится в Хвойной Бухте.

– Сержант Ривера, – сказал диспетчер. – Вам сообщение от технического сержанта Гвоздворта. Он просил передать, что Роберт Мастерсон женат на внучке Эффрома Эллиота. Он не знает, что значит эта информация, но считает, что она пригодится.

Итак, нужно найти Роберта Мастерсона. Ривера подтвердил прием сообщения и отключился.

Через четверть часа он уже стоял у трейлера Сквозняка. Старого пикапа на месте не было, на стук никто не ответил. Он вызвал по рации управление и попросил соединить непосредственно с Пауком.

– Гвоздодер, ты можешь дать мне адрес жены Мастерсона. И дай мне адрес ее работы.

– Секунду, сейчас поищем.

Ривера закурил. Не успел он сделать вторую затяжку, как Гвоздворт продиктовал адрес и самый короткий маршрут.

– Чтобы выяснить, где она работает, надо повозиться. У меня нет доступа к файлам социального страхования.

– Сколько?

– Минут пять-десять.

– Я еду к ней домой. Может, и не понадобится.

– Ривера, сегодня утром по этому адресу вызывали пожарную команду. Это важно?

– Мне уже ничего не важно, Гвоздворт.

Через пять минут Ривера подъехал к дому Дженни. Весь двор был покрыт грязным клейстером – смесью пепла, муки и воды из пожарных насосов. Когда Ривера выходил из машины, его вызвал Гвоздворт.

– Дженнифер Мастерсон в настоящее время работает в кафе “Г. Ф.” недалеко от Кипарисовой улицы в Хвойной Бухте. Телефон нужен?

– Нет. Если ее здесь нет, я туда съезжу. Это рядом.

– Тебе еще что-нибудь надо? – Голос Гвоздворта звучал так, точно он сдерживается, чтобы не спросить о чем-то другом.

– Нет, – ответил Ривера. – Если понадобится, я тебя вызову.

– Ривера, не забудь о том другом деле.

– О каком еще деле?

– Роксанна. Проверь ее.

– Как только смогу, Гвоздворт.

Ривера швырнул микрофон на пассажирское сиденье. Уже подходя к дому, он услышал, как в рации кто-то кошмарным фальцетом запел “Роксанну” группы “Полис”. Гвоздворт показал свою слабую сторону на открытой частоте, и теперь полицейское управление похоронит эту жирную тушу под градом насмешек.

Когда все закончится, дал себе слово Ривера, он придумает какую-нибудь историю, чтобы реабилитировать Паука. Он ему обязан, в конце концов. Но, разумеется, все зависит от того, насколько ему удастся реабилитировать самого себя.

По дороге к двери ботинки его покрылись серым клейстером. Он подождал – дверь никто не открыл. Ривера вернулся к машине, вполголоса матерясь по-испански. Его ботинки прекратились в комки теста.

У кафе “Г. Ф.” он выходить из машины не стал. По темным окнам было ясно – внутри никого нет. Оставалась последняя надежда – салун “Пена дна”. Если Мастерсона нет и там, исчезнет последняя зацепка. Придется докладывать капитану о том, что он знает, но унизительнее всего – о том, чего он не знает.

Ривера нашел место для машины перед салуном – прямо за грузовиком Роберта, – повозился несколько минут, отклеивая правый ботинок от педали газа, и вошел в бар.

34

“Сам-Собирай”

“Вегетарианцы-язычники за мир” называли их Священными Пещерами, поскольку верили, что индейцы-олоны проводили когда-то в этих пещерах свои религиозные обряды. На самом деле, это было не так – олоны обходили пещеры десятой дорогой: внутри обитала колония летучих мышей. Их нельзя было выкурить из истории подземелий никакими ритуалами.

Первые люди появились в пещерах в 60-х годах, когда один опустившийся фермер по имени Гомер Стайлз решил использовать влажные подземелья для разведения грибов. Бизнес свой Гомер начал с пяти сотен деревянных ящиков, в которых обычно возят стеклотару, и полугаллонной коробки с грибными спорами, заказанной по почте. Общая сумма инвестиций составила шестнадцать долларов. Ящики Гомер спер с заднего двора “Экономичного Гипермаркета” – один за другим он таскал их несколько недель, которые потребовались ему для изучения популярной брошюры “Грибы на радость и выгоду”, изданной Министерством сельского хозяйства США.

Наполнив ящики влажным торфом и расставив их по полу пещеры, Гомер рассыпал сверху споры и стал ждать, когда из них вырастут денежные знаки. Не учел он только одного – скорости роста грибов (эту часть брошюры он пролистнул). Через несколько дней он оказался в пещере, набитой грибами, без рынка сбыта и денег для того, чтобы нанять сборщиков.

Решение проблемы Гомеру подсказала другая правительственная брошюра под названием “Ферма самообслуживания”, по ошибке попавшая в тот же конверт, что и “Грибы на радость”. Гомер истратил последнюю десятку на объявление в местной газете: “Грибы. 50 центов за фунт. САМ-СОБИРАЙ. Тара ваша. Дорога на Старый Ручей, с 9 до 17 каждый день”.

Изголодавшееся по грибам население Хвойной Бухты повалило в пещеры толпами. Грибы вырастали снова, не успевали их собрать. Деньги потекли рекой.

Первую прибыль Гомер потратил на покупку генератора и гирлянды освещения для пещер, прикинув, что продлив рабочее время до вечера, пропорционально увеличит и доходы. Стратегия бизнеса оказалась бы очень разумной, если б летучие мыши в знак протеста не подняли свои мохнатые головы.

В дневное время мыши спокойно висели вверх тормашками на потолке, пока внизу Гомер управлял своим предприятием. В первый вечер продленного рабочего дня они проснулись и обнаружили, что родной дом залит светом, и всюду хозяйничают ярко освещенные грибники. И тут мышиное терпение лопнуло.

Когда зажгли свет, в пещере оставалось еще человек двадцать. Через секунду все пространство над ними превратилось в один сплошной ураган визжащих, мохнатых летучих грызунов. Спасаясь бегством, одна женщина упала и сломала себе бедро, а другая попыталась извлечь мышь из прически, и та ее покусала. Туча тварей вскоре растворилась в ночи, а на следующий день их сменила такая же туча тварей наземных – адвокатов.

И эти твари выиграли суд. Бизнес Гомера был уничтожен, летучие мыши теперь могли спать спокойно.

Гомер Стайлз впал в депрессивный запой в “Пене дна”. Четыре дня он не вылезал из тумана ирландского виски, потом у него кончились деньги, и Мэвис Сэнд отправила его на заседание Общества анонимных алкоголиков. (Мэвис могла на взгляд определить, когда человек опускается на самое дно, – ей не было нужды черпать воду из пересохших колодцев.)

Гомер пришел в себя в конференц-зале Первого национального банка – он стоял перед всем честным собранием и рассказывал свою историю. Так случилось, что среди публики находился некий юный сёрфер, называвший себя Сквозняком, – он попал сюда по приговору суда за то, что в дымину пьяным въехал на “фольксвагене” 62-го года прямо в полицейский крейсер и оперативно изверг содержимое своего желудка на ботинки производившего задержание офицера.