– Нет, – ответил он, по-прежнему не поднимая головы.

– Прекрасно. Как тебе угодно. – Рэчел соскользнула с табурета и двинулась к выходу.

Мэвис поставила перед Робертом еще одно пиво и сосчитала его деньги на стойке.

– Отлично ты ее отшил, – сказала она. – У тебя на счету осталось четыре доллара.

Роберт поднял голову. Рэчел дошла почти до самой двери.

– Рэчел!

Та обернулась и замерла, элегантно уперев руку в бедро.

– Я пока живу в трейлере у Сквозняка. – Он дал ей номер телефона. – Позвоните мне, ладно?

Рэчел улыбнулась:

– Ладно, Роберт. Позвоню. – И она взялась за ручку двери.

Роберт снова окликнул ее:

– А Сквозняка вы случайно не видали?

Рэчел скривилась:

– Роберт, когда я оказываюсь с ним в одной комнате, мне тотчас хочется принять ванну с хлоркой.

– Да ладно вам – зато с ним весело.

– Весело, как с плесенью, – так будет точнее.

– Так видели или нет?

– Нет.

– Спасибо. И позвоните мне.

– Позвоню. – Рэчел вышла из бара.

Когда она открыла дверь, ворвавшийся в салун уличный свет ослепил Роберта. Немного погодя зрение вернулось к нему – рядом сидел маленький человечек в красной вязаной шапочке. Роберт не заметил, как тот вошел.

– Не мог бы я обеспокоить вас, испросив небольшое количество соли? – обратился человечек к Мэвис.

– Может, лучше маргариту с двойной солью, красавчик? – захлопала мохнатыми пауками Мэвис.

– Это действительно будет вдвойне приятственно. Премного вам благодарен.

Роберт оглядел человечка и, задумавшись о собственной судьбе, отвернулся к бильярдным столам. Может, работа на Рэчел и станет для него выходом? Хотя странно – все пока не так уж плохо. А от мысли, что Рэчел – замаскированная фея-крестная, он и вовсе улыбнулся. Нет, падение на самое дно, к спасению, пока проходит довольно успешно. Сквозняк пропал. Пора платить за квартиру. Он завел себе врага – полоумного латиноса, торгующего наркотой. К тому же, он вот-вот чокнется, гадая, где же видел незнакомого парня за бильярдным столом.

А там битва не утихала. Ловкач гонял шары с точностью автомата. Когда же он промахивался, незнакомец очищал стол серией невозможных, блуждающих, кривых ударов. Толпа пялилась на него, раскрыв рты. Ловкач покрывался нервной испариной.

Ловкач МакКолл был бесспорным королем бильярда в “Пене дна” – еще с тех пор, как салун назывался совсем по-другому. Пятьдесят лет заведение было известно всем как бар “Морской волк” – пока Мэвис не устала от протестов пьяных защитников окружающей среды, утверждавших, что морские волки занесены в Красную книгу, и название бара санкционирует их полное истребление. Наступил день, когда Мэвис сняла со стены волчью голову и отнесла ее в Армию Спасения, а затем наняла одного местного художника, который изготовил из пенистого стекловолокна огромное изображение донного червя. Потом сменила вывеску и стала дожидаться, когда к ней прибежит с протестом какой-нибудь недоумок из Общества охраны донных отложений. Этого так и не произошло. И в бизнесе, и в политике публика не обращает внимания на тех, кто тихо лежит на дне.

Много лет назад Мэвис и Ловкач заключили взаимовыгодную сделку. Мэвис разрешила Ловкачу кормиться с ее бильярдных столов, а Ловкач взамен отчислял ей двадцать процентов своих выигрышей и уклонялся от участия в ежегодном турнире по карамболю. Роберт ходил в салун уже семь лет и ни разу не видел, чтобы игра выводила Ловкача из себя. Теперь же Ловкач был явно не в себе.

Время от времени в “Пену” заглядывал случайный турист, выигравший бильярдный турнир где-нибудь в Бараньем Хрене, штат Канзас, – заваливал, раздувшись, как эдакое всемогущее божество зеленого сукна. Ловкач быстро стаскивал божество на землю, выпуская из него пар легкими тычками заказного кия с инкрустацией из слоновой кости. Но такие парни играли, по крайней мере, в соответствии с известными законами физики. Смуглый незнакомец же играл так, точно Ньютона при рождении уронили головой.

К своей чести, Ловкач методично разыгрывал обычную партию, но Роберт понимал – Ловкач боится. Когда незнакомец загнал в лузу восьмерку, на которую ставили сотню, страх Ловкача перерос в ярость, и он швырнул своим кием через весь бар, точно взбесившийся зулус.

– Черт бы тебя побрал, парень, я не знаю, как ты это делаешь, но так гонять шары не может никто! – Ловкач орал это прямо в лицо смуглому незнакомцу, тряся перед ним побелевшими кулаками.

– Отойди, – велел незнакомец. С лица его схлынуло все мальчишество. Теперь он выглядел на всю тысячу лет – настоящее каменное изваяние. Он смотрел прямо в глаза Ловкачу. – Игра окончена. – С таким же успехом парень мог бы заявить, например, что вода мокрая. Это была правда. Он говорил смертельно серьезно.

Ловкач полез в карман джинсов, выудил горсть мятых двадцаток и швырнул их на стол.

Незнакомец собрал деньги и вышел из бара.

Ловкач нашел кий и принялся его развинчивать. Дневные завсегдатаи молчали: пусть Ловкач успокоится и обретет былое достоинство.

– Это просто дурной сон, мать его ети, – сказал он зрителям.

Замечание шарахнуло Роберта, будто носком с дробью. Он неожиданно вспомнил, где видел незнакомца: сон о пустыне вернулся к нему с хрустальной ясностью. Ошеломленный, он повернулся к кружке с пивом.

– А ты как насчет “маргариты”? – спросила Мэвис. В руках она держала бейсбольную биту, которую хранила под стойкой на случай, если дискуссия у бильярдных столов пойдет чересчур оживленно.

Роберт взглянул на соседний табурет. Человечка на нем уже не было.

– Увидел, как тот парень сделал один удар, и вылетел отсюда, точно ему задницу подпалили, – сообщила Мэвис.

Роберт взял бокал с “маргаритой” и одним глотком влил в себя ледяную жидкость, отчего у него моментально разболелась голова.

Оказавшись на улице, Трэвис и Цап направились к станции техобслуживания.

– Может, тебе следовало бы научиться играть в бильярд прежде, чем ты решишь на этом зарабатывать.

– А тебе, может, следовало быть повнимательнее, когда я объявляю шары.

– Я тебя не расслышал. И вообще не понимаю, почему мы не могли просто спереть эти деньги.

– Мне не нравится воровать.

– Ты же ограбил сутенера в Лос-Анджелесе.

– То было правильно.

– Какая разница?

– Красть аморально.

– А жульничать в бильярде – нет?

– Я не жульничал. У меня просто было несправедливое преимущество. У него кий на заказ сделан. А мне ты шары подталкивал.

– Не понимаю я морали.

– Не удивительно.

– Мне кажется, ты ее тоже не понимаешь.

– Нам надо машину забрать.

– А куда поедем?

– Встретиться с одним старым другом.

– Вечно одно и то же.

– Это в последний раз.

– Ну еще бы.

– Тише. Люди смотрят.

– Не увиливай. Что такое мораль?

– Это разница между тем, что правильно, и тем, что можно оправдать.

– Только люди могли такое выдумать.

– Вот именно.

10

Август Рассол

Август Рассол сидел в одном из своих кожаных кресел с высокой спинкой и массировал виски, пытаясь составить план действий. Но не ответы кружились в его мозгу, а вопрос “Почему я?” озадачивал, как мантра. Несмотря на габариты, силу и жизнь, отданную служению науке, Август Рассол чувствовал себя маленьким, слабым и глупым.

Почему я?

Несколькими минутами раньше Джан Ген Джан ворвался в дом, болбоча по-арабски, будто спятивший дервиш. Когда Рассолу удалось его успокоить, джинн сообщил, что нашел демона.

– Ты должен отыскать смуглого. Печать Соломона наверняка у него. Ты должен его найти!

Теперь джинн сидел в кресле напротив Рассола, жевал картофельные чипсы и смотрел фильм с братьями Маркс.

Джинн настаивал, чтобы Рассол предпринял какие-то действия, но предложений, что именно нужно делать, у него не было. Рассол мысленно изучил все варианты и пришел к выводу, что таковые отсутствуют. Можно позвонить в полицию и сказать им: мне тут джинн рассказал, что в Хвойную Бухту вторгся невидимый демон-людоед. А потом остаток жизни провести на транквилизаторах. Не годится. Или можно найти смуглого человека, убедить его в том, что нужно отправить демона назад в преисподнюю, и оказаться сожранным демоном. Тоже не годится. Или же найти смуглого человека, пошпионить за ним в надежде, что невидимый демон, который может оказаться где угодно, не заметит слежки, стащить печать и отправить демона в преисподнюю самостоятельно. И по ходу дела опять же быть сожранным. И это не годится. Конечно, можно отрицать, что он поверил в россказни Джан Ген Джана, отрицать, что своими глазами видел, как тот выпил столько морской воды, что хватило бы прикончить целый батальон, отрицать существование чего-либо сверхъестественного вообще – а просто откупорить бесстыдную бутылочку мерло и сидеть себе перед камином, отхлебывать тихонько из нее, а демон тем временем будет пожирать его соседей одного за другим. Но вся штука в том, что он поверил. А значит и этот вариант никуда не годится. Пока же Рассол предпочитал массировать виски и спрашивать себя: Почему я?